Баю-баю, мой родной,
Этот Город наш с тобой –
Слышишь – сказочные песни
Для тебя поет прибой.
Ночь бела, бела, бела,
Даль прозрачна и светла,
В небе светится чудесно
Петропавловки игла.
Баю-баю, милый мой,
Ветры веют над Невой,
А над спящими домами
Месяц светит молодой.
Волны бьются о гранит,
Ангел светлый нас хранит,
Золочеными крылами
В небе облачном парит.
Баю-баю, спи, мой друг,
Сон в волшебный манит круг,
И с тобой под эту песню
Засыпает Петербург.
Ночь – безмолвная пора,
Спи спокойно до утра.
Знай, мой сын – всегда с тобою
Град Великого Петра.
* * * * *
А это что за кружева
Видны там впереди?
К решетке-чуду поскорей
Поближе подойди.
Как в сказке замерли цветы.
Волшебник, кто же он?
Давным-давно все это сплел
Из чугуна Фельтон.
* * * * *
На свете много есть чудес.
Но вот прекрасный сад:
С деревьями в одном ряду
Скульптуры там стоят.
А вдалеке, по глади вод,
Вокруг пруда большого,
Два белых лебедя плывут,
Приветствуя любого.
Дорожки чинно нас ведут
Вдоль мраморных богов.
В тенистом чудном уголке
Сидит поэт Крылов.
* * * * *
В молочной сырости тумана,
Где тонут мысли и слова,
Вдруг выплыли четыре льва,
Четыре белых истукана
И, опершись на парапет,
Держали берега канала.
Вдруг солнце из-за облаков
Взошло и вылилось на крыши.
И дворник, подметая мост,
Метлой случайно тронул хвост,
И огрызнулся лев неслышно.
* * * * *
Ветра вой и волн свирепость,
Всё видала, всё снесла
Петропавловская крепость,
Тучи рвущая игла.
Как хитро придумал кто-то
В недалёкой старине:
В синем небе позолота,
Казематы в глубине.
* * * * *
Весь год они без устали горят.
За это вот, наверное, в награду,
Когда июнь идёт по Ленинграду,
Каникулы им дарит Ленинград.
* * * * *
Белою ночью
деревья в саду
как на ладони
у нас на виду.
Вот я без лампы
сижу у окна —
в книге любая
картинка видна.
Тихо скользят
по Неве корабли.
Шпиль Петропавловки
блещет вдали.
Всю бы я ночь
не ложился в кровать.
Был бы я взрослым —
пошёл бы гулять.
* * * * *
Одеты не по-зимнему –
Уже совсем по-летнему,
Проходим мимо Зимнего,
Идем мы к саду Летнему.
Туда идем, где невскою
Волной гранит исхлестан,
Потом пойдем по Невскому
И погуляем просто.
* * * * *
В нашем городе портовом
Ровно в полдень пушка бьёт.
В нашем городе «Аврора»
Знаменитая живёт.
Залп её победной песней
Был в семнадцатом году.
Из легенды этот крейсер,
В гости я к нему иду.
Каждый день, в любую пору,
Крейсер ждет своих друзей.
Приходите на «Аврору» –
Вверх по трапу – и в музей.
* * * * *
Открылась мне в ночную пору
Дворцов и шпилей красота,
Когда я на великий город
Смотрел с Литейного моста.
В широкой глади отражала
Нева сияние огней.
И ни одна река планеты
Не выдержит сравненья с ней
* * * * *
Лебяжья канавка,
Где много людей,
Лебяжья канавка,
Где нет лебедей.
Они улетели.
Куда же, куда.
Нам не сказала
Об этом вода.
* * * * *
У красавицы Невы
Ожерелье из листвы
Из гранитов самых лучших
Сшито платье на века.
Но совсем не белоручка
Знаменитая река:
Баржи, лодки, пароходы
На себе несет Нева.
И в трубе водопроводной
Тоже плещется Нева.
* * * * *
Люблю по городу гулять,
Люблю смотреть, люблю считать.
Невский – раз, Зимний – два,
Три – красавица Нева,
А четыре – мост Дворцовый,
Пять – гуляю по Садовой,
Шесть – к Исаакию схожу
И на купол погляжу.
Семь – конечно, Летний сад,
Как красив его наряд.
Восемь – крепость у Невы,
были там, наверно, вы.
Девять – повстречался мне
Медный всадник на коне.
Десять – из-за поворота
Вижу Нарвские ворота.
* * * * *
В классе ушки на макушке:
Вот-вот-вот пальнут из пушки!
Не пропустит пушка сроки –
У неё свои уроки.
Ей служить совсем не лень:
Воз каникул – каждый день!
Стрелки встретятся в двенадцать,
И бабахнет, – будь здоров!
Хорошо на Петроградской –
Знаем время без часов.
* * * * *
Стреляет в полдень пушка,
Скрывается в дыму,
Когда стреляет пушка,
Не страшно никому.
Шумит волна речная
У крепостной стены,
А пушка ведь ручная –
Она не для войны
* * * * *
Всем знакомо это место
Возле самых невских вод,
Где игла Адмиралтейства
Зашивает небосвод.
Рвётся он теперь всё чаще:
Осень в город наш пришла,
Сеет дождик моросящий…
Нет, не справилась игла:
Не зашила, не смогла.
* * * * *
Плывёт в высоком небе
Кораблик золотой,
Плывёт он днём и ночью
Над царственной Невой.
На шпиль Адмиралтейства
Кораблик водружён.
И всем ветрам и бурям
Всегда послушен он.
* * * * *
Вот памятник царю Петру
И царскому коню,
Фотографируют его
По двести раз на дню.
Царь много славных дел свершил,
А конь неоднократно
Его на подвиги возил
И привозил обратно.
* * * * *
Во дворце, где у царских семей
Зимнее было становище,
Теперь Эрмитаж – так зовется музей,
В котором хранятся сокровища.
Чтоб обойти эти груды добра,
Не хватит, пожалуй, и месяца.
Посуда из чистого серебра,
Хрустальные люстры светятся,
Картины предыдущих веков,
Гобелены и статуи,
Знамена, отбитые у врагов,
Звездные, полосатые.
Из малахита и лазурита
Вазы, колонны, столики –
Всё это доступно, всё это открыто
И школьнику и историку.
* * * * *
Зимний дворец у Невы, посмотри!
Жили когда-то в нем наши цари.
Ну а сейчас в нём огромный музей.
Здесь – “Эрмитаж”, гордость Родины всей.
* * * * *
На площадке смотровой
Продувает ветер.
Небо вровень с головой,
Видно – все на свете:
Медный всадник, Летний сад,
Площади, проспекты,
Эрмитаж и зоосад,
Скверы, монументы!
Если встать на колоннаде,
Город видно, как на карте!
* * * * *
На болотах топких и опасных
Шумные столицы не растут.
Но наш город, как цветок прекрасный,
Словно в сказке, появился тут.
Сколько мастера над ним не спали:
Украшали, укрепляли град.
Ангел осенил его крылами!
Тысячи врагов поумирали
У его заговоренных врат!
* * * * *
Среди болот, дорог и вьюг,
Как исполин из сказки,
Явился миру Петербург,
Волной любви обласкан!
Его скульптуры и дворцы,
Фонтаны, скверы, парки,
Его ограды и мосты,
Кораблик на Фонтанке,
Его кресты, его гранит –
Веков узор так прочен! –
Все восхищает и пленит
В сиянье белой ночи.
Люблю тебя я, город мой,
Не знаю краше места!
Мне жизнь, единая с тобой,
Дарована в наследство!
* * * * *
Он царя Петра творенье,
Город славы, город-сад.
Кораблей заморских флаги,
Вдоль Невы дворцов парад.
* * * * *
Нет, этот город не мой,
Я там была пару раз.
Но ЭТОТ мост над Невой…
Но эти несколько фраз…
Маленький питерский бар
В цокольном этаже…
Мы выпускали пар,
Пили горячий глинтвейн.
Всего полгода назад.
Что ж меня тянет туда?
Питер, ты будешь рад
Видеть меня? Когда?
* * * * *
Эта ночь наверно тише прежних
И кажется, что ярче светят фонари
Вчера мне город этот подарил надежду
Зажег во мне потухшие огни
Пустынны улицы и ветер заплетает ноги
И гробовая тишь перебивает мысли в голове
Здесь улицы тихи и так пусты дороги
И этот город застревает в голове
Идти и слышать плеск воды
Идти и думать об ушедшем
Сегодня ярче светят фонари
И улицы хотят запутать безуспешно.
Здесь все мои стихи нашли бы отражение
Здесь сердце бы укутать в теплый свитер
Здесь нет.
* * * * *
Впереди была только смерть.
Так советская шла пехота
Прямо в желтые жерла “Берт”.
Вот о вас и напишут книжки:
“Жизнь свою за други своя”
Ваньки, Васьки, Алешки, Гришки, —
* * * * *
Черневшая уныло в невской дельте,
Как при Петре, была покрыта мхом
И ледяною пеною омыта.
Скучали там две-три плакучих ивы,
И дряхлая рыбацкая ладья
В песке прибрежном грустно догнивала.
И буйный ветер гостем был единым
Безлюдного и мертвого болота.
Но ранним утром вышли ленинградцы
Бесчисленными толпами на взморье.
И каждый посадил по деревцу
На той косе, и топкой и пустынной,
На память о великом Дне Победы.
И вот сегодня — это светлый сад,
Привольный, ясный, под огромным небом:
Курчавятся и зацветают ветки,
Жужжат шмели, и бабочки порхают,
И соком наливаются дубки,
А лиственницы нежные и липы
В спокойных водах тихого канала,
Как в зеркале, любуются собой.
И там, где прежде парус одинокий
Белел в серебряном тумане моря, —
Десятки быстрокрылых, легких яхт
На воле тешатся.
Восторженные клики с стадиона
* * * * *
До прожилок, до детских припухлых желез.
Ты вернулся сюда, — так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей.
Узнавай же скорее декабрьский денек,
Где к зловещему дегтю подмешан желток.
Петербург, я еще не хочу умирать:
У тебя телефонов моих номера.
Петербург, у меня еще есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса.
Я на лестнице черной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок.
И всю ночь напролет жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.
* * * * *
Ты вернулся сюда, так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей,
Узнавай же скорее декабрьский денек,
Где к зловещему дегтю подмешан желток.
Петербург! я еще не хочу умирать!
У тебя телефонов моих номера.
Петербург! У меня еще есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса.
Я на лестнице черной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок,
И всю ночь напролет жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.
* * * * *
И каждый был красив и молод,
Но, окрыляясь пустотой,
Она таила странный холод
Под одичалой красотой.
И, сердцем вечно строгим меря,
Он не умел, не мог любить.
Она любила только зверя
В нем разбудить – и укротить.
И чуждый – чуждой жал он руки,
И север сам, спеша помочь
Красивой нежности и скуке,
В день превращал живую ночь.
Так в светлоте ночной пустыни,
В объятья ночи не спеша,
Гляделась в купол бледно-синий
Их обреченная душа.
* * * * *
О, как он велик был! Как сеткой конвульсий
Покрылись железные щеки,
Когда на Петровы глаза навернулись,
Слезя их, заливы в осоке!
И к горлу балтийские волны, как комья
Тоски, подкатили; когда им
Забвенье владело; когда он знакомил
С империей царство, край – с краем.
Нет времени у вдохновенья. Болото,
Земля ли, иль море, иль лужа, –
Мне здесь сновиденье явилось, и счеты
Сведу с ним сейчас же и тут же.
Он тучами был, как делами, завален.
В ненастья натянутый парус
Чертежной щетиною ста готовален
Bрезалася царская ярость.
В дверях, над Невой, на часах, гайдуками,
Века пожирая, стояли
Шпалеры бессонниц в горячечном гаме
Рубанков, снастей и пищалей.
И знали: не будет приема. Ни мамок,
Ни дядек, ни бар, ни холопей.
Пока у него на чертежный подрамок
Надеты таежные топи.
Волны толкутся. Мостки для ходьбы.
Облачно. Небо над буем, залитым
Мутью, мешает с толченым графитом
Узких свистков паровые клубы.
Пасмурный день растерял катера.
Снасти крепки, как раскуренный кнастер.
Дегтем и доками пахнет ненастье
И огурцами – баркасов кора.
С мартовской тучи летят паруса
Наоткось, мокрыми хлопьями в слякоть,
Тают в каналах балтийского шлака,
Тлеют по черным следам колеса.
Облачно. Щелкает лодочный блок.
Пристани бьют в ледяные ладоши.
Гулко булыжник обрушивши, лошадь
Глухо въезжает на мокрый песок.
* * * * *
Чертежный рейсфедер
Всадника медного
От всадника – ветер
Морей унаследовал.
Каналы на прибыли,
Нева прибывает.
Он северным грифилем
Наносит трамваи.
Попробуйте, лягте-ка
Под тучею серой,
Здесь скачут на практике
Поверх барьеров.
И видят окраинцы:
За Нарвской, на Охте,
Туман продирается,
Отодранный ногтем.
Петр машет им шляпою,
И плещет, как прапор,
Пурги расцарапанный,
Надорванный рапорт.
Сограждане, кто это,
И кем на терзанье
Распущены по ветру
Полотнища зданий?
Как план, как ландкарту
На плотном папирусе,
Он город над мартом
Раскинул и выбросил.
* * * * *
Тучи, как волосы, встали дыбом
Над дымной, бледной Невой.
Кто ты? О, кто ты? Кто бы ты ни был,
Город – вымысел твой.
Улицы рвутся, как мысли, к гавани
Черной рекой манифестов.
Нет, и в могиле глухой и в саване
Ты не нашел себе места.
Воли наводненья не сдержишь сваями.
Речь их, как кисти слепых повитух.
Это ведь бредишь ты, невменяемый,
Быстро бормочешь вслух.
Сочинил ли нас царский указ?
Потопить ли нас шведы забыли?
Вместо сказки в прошедшем у нас
Только камни да страшные были.
Только камни нам дал чародей,
Да Неву буро-желтого цвета,
Да пустыни немых площадей,
Где казнили людей до рассвета.
А что было у нас на земле,
Чем вознесся орел наш двуглавый,
В темных лаврах гигант на скале, –
Завтра станет ребячьей забавой.
Уж на что был он грозен и смел,
Да скакун его бешеный выдал,
Царь змеи раздавить не сумел,
И прижатая стала наш идол.
Ни кремлей, ни чудес, ни святынь,
Ни миражей, ни слез, ни улыбки.
Только камни из мерзлых пустынь
Да сознанье проклятой ошибки.
Даже в мае, когда разлиты
Белой ночи над волнами тени,
Там не чары весенней мечты,
Там отрава бесплодных хотений.
* * * * *
Сквозь опущенные веки
Вижу, вижу, ты со мной,
И в руке твоей навеки
Нераскрытый веер мой.
Оттого, что стали рядом
Мы в блаженный миг чудес,
В миг, когда на Летним Садом
Месяц розовый воскрес, –
Мне не надо ожиданий
У постылого окна
И томительных свиданий.
Вся любовь утолена.
Ты свободен, я свободна,
Завтра лучше, чем вчера, –
Над Невою темноводной,
Под улыбкою холодной
Императора Петра.
* * * * *
Ладья воздушная и мачта-недотрога,
Служа линейкою преемникам Петра,
Он учит: красота – не прихоть полубога,
А хищный глазомер простого столяра.
Нам четырёх стихий приязненно господство,
Но создал пятую свободный человек.
Не отрицает ли пространства превосходство
Сей целомудренно построенный ковчег?
Сердито лепятся капризные медузы,
Как плуги брошены, ржавеют якоря;
И вот разорваны трёх измерений узы,
И открываются всемирные моря.
* * * * *
Что пирует царь великий
В Питербурге-городке?
Отчего пальба и клики
И эскадра на реке?
Озарен ли честью новой
Русской штык иль русской флаг?
Побежден ли швед суровый?
Мира ль просит грозный враг?
Иль в отъятый край у шведа
Прибыл Брантов утлый бот,
И пошел навстречу деда
Всей семьей наш юный флот,
И воинственные внуки
Стали в строй пред стариком,
И раздался в честь Науки
Песен хор и пушек гром?
Годовщину ли Полтавы
Торжествует государь,
День, как жизнь своей державы
Спас от Карла русский царь?
Родила ль Екатерина?
Именинница ль она,
Чудотворца-исполина
Чернобровая жена?
Нет! Он с подданным мирится;
Виноватому вину
Отпуская, веселится;
Кружку пенит с ним одну;
И в чело его цалует,
Светел сердцем и лицом;
И прощенье торжествует,
Как победу над врагом.
Оттого-то шум и клики
В Питербурге-городке,
И пальба и гром музыки
И эскадра на реке;
Оттого-то в час веселый
Чаша царская полна,
И Нева пальбой тяжелой
Далеко потрясена.
